Как цифра стала соучастником художника
Пару месяцев назад мы с коллегами продумывали критерии для оценки работ на фестивале AI-искусства. Казалось бы, простая задача: хорошо это или плохо, оригинально или шаблонно. Но чем дольше я работала с этим, тем отчетливее понимала: тут много вопросов. Самый очевидный из них про авторство. Кто автор — человек, написавший промпт, или нейросеть, обученная на миллионах работ других художников? Где граница между использованием инструмента и делегированием творчества машине? Имеет ли это вообще значение для художественной ценности результата?
Эти вопросы не новы. Последние полтора века искусство непрерывно тестирует собственные границы, и вопросы, которые решали художники за это время, нам известны. Что считать искусством? Достаточно ли художественного жеста или важен материальный результат? Может ли процесс быть важнее продукта? Концептуализм 1960-х поставил эти вопросы с особой остротой, он размыл представление об авторстве и уникальности произведения. Художник перестал быть ремесленником, создающим объекты, — он стал проектировщиком идей, ситуаций, контекстов. Цифровые технологии лишь обострили эту дискуссию, добавив в нее нечеловеческих участников.
Агентность алгоритмов
Рассматривая новые идеи в искусстве, важно удерживать в фокусе ключевые концепции, например, обратиться к акторно-сетевой теории, которую развивал Бруно Латур. Она предлагает отказаться от привычного разделения мира на активных людей-субъектов и пассивные вещи-объекты. Вместо этого всё — люди, технологии, идеи, материалы — рассматривается как акторы, участники сети, обладающие собственной агентностью, способностью влиять на происходящее. Алгоритм в этой логике становится полноправным участником творческого процесса со своей логикой, ограничениями и возможностями. Нейросеть, обученная на определенном датасете, привносит в произведение эстетику этих данных, их культурные коды и визуальные паттерны. Художник вступает с ней в диалог, в котором результат зависит от обоих участников.
Эта перспектива радикально меняет представление об авторстве. Если раньше автор мыслился как единственный источник творческого замысла, то теперь произведение возникает в сети взаимодействий — между художником, алгоритмом, данными, зрителем, культурным контекстом. Авторство распределяется, размывается, становится коллективным. Это особенно заметно в алгоритмическом искусстве, в котором художник создает не картинку, а систему правил, генеративную программу, которая производит произведения согласно заложенным в нее принципам. Кто здесь автор — программист, алгоритм или случайность, которая каждый раз создает уникальную комбинацию элементов? Обучение нейросетей на миллионах изображений поднимает вопрос: является ли это справедливым использованием чужого труда или новой формой эксплуатации? Художники, чьи работы попали в датасеты без согласия, уне получают компенсации, а созданные на основе их стиля изображения конкурируют с ними на рынке – этот конфликт обостряет давнюю дискуссию о границе между вдохновением и присвоением.
Развитие нейросетей обостряет множество этических вопросов. Например, следует помнить, что нейросети не нейтральны – они воспроизводят предрассудки своих датасетов, закрепляют гендерные, расовые и культурные стереотипы. Критическое осмысление этих механизмов становится важной задачей для художников, работающих с AI, – они могут либо усиливать доминирующие нарративы, либо сознательно их деконструировать.
Между иронией и искренностью
Но дело не только в технологиях. Современное искусство переживает важный культурный сдвиг, теоретики называют его метамодернизмом. После десятилетий постмодернистской иронии и деконструкции вернулась потребность в искренности, в подлинных эмоциях и ценностях — но уже на новом уровне рефлексии. Метамодернизм — это осцилляция между противоположными полюсами: наивностью и знанием, энтузиазмом и скептицизмом, иронией и серьезностью.
Современные художники могут одновременно ностальгировать по прошлому и экспериментировать с новейшими технологиями, создавать глубоко личные высказывания и работать с массивами обезличенных данных.
Цифровые технологии идеально вписываются в эту логику. С одной стороны, нейросети позволяют создавать изображения с беспрецедентной легкостью, они демократизируют доступ к визуальному производству. С другой — это порождает бесконечный поток пустых, бессодержательных картинок, визуальный мусор без художественного высказывания. Мы уже определенно устали от миловидных и пустых сгенерированных изображений. Как в этом потоке найти искусство? Критерии должны смещаться с технического мастерства на концептуальную глубину, на способность создать значимое высказывание, поставить важный вопрос, открыть новую перспективу восприятия. Генеративные технологии — уже не фокус, это серьезный инструмент, с которым нужно уметь обращаться.
Искусство как пространство взаимодействия
Одно из самых влиятельных направлений в современном искусстве — партиципаторные практики, или искусство участия. Николя Буррио в своей теории реляционной эстетики показал, что искусство сегодня все чаще создает не объекты для созерцания, а ситуации для взаимодействия. Художник конструирует пространство встречи, зрители становятся соавторами, участниками, без которых произведение не может существовать. Это искусство берет в качестве своего материала человеческие отношения, социальные контексты, совместный опыт.
Цифровые технологии расширяют возможности такого участия. Интерактивные инсталляции реагируют на присутствие зрителя, меняются в зависимости от его действий. Сетевые проекты создают распределенные произведения, существующие одновременно в разных точках мира и соединяющие людей через совместное переживание. Алгоритмы могут анализировать поведение участников и генерировать уникальный опыт для каждого. Зритель окончательно перестает быть пассивным потребителем — он становится необходимым элементом художественной системы, активирующим и завершающим произведение.
Буррио также ввел понятие постпродукции — художественной стратегии, в соответствии с которой произведение создается не с нуля, а через работу с уже существующим культурным материалом. Художник действует как диджей или программист, он отбирает, комбинирует, переосмысляет готовые элементы. В цифровой среде эта логика становится базовой: нейросети обучаются на существующих изображениях, алгоритмы работают с датасетами, художники используют найденные материалы и код. Творчество превращается в кураторскую практику, в искусство отбора и сочетания, в создание новых контекстов для уже существующих элементов. Особенно это стало заметно в связи с развитием нейросетей.
Всё это меняет и представление о художественном труде. Если классическое искусство ценило ручное мастерство, техническую виртуозность, то современное искусство ценит концептуальную работу, способность мыслить системно, создавать связи между разнородными элементами. Художник все больше похож на исследователя или куратора — он работает с культурными кодами, исторической памятью, социальными процессами, использует любые доступные средства от перформанса до машинного обучения.
Цифра как метод, а не форма
Важно понимать: цифровое искусство — не единственный и даже не главный тренд в современном искусстве. Художники продолжают работать с живописью, скульптурой, перформансом, инсталляцией. Современное искусство гораздо шире, чем просто использование новых технологий.
Но цифровизация влияет на всё поле искусства, меняя способы производства, распространения, восприятия произведений.
Разумеется, если художник просто воспроизводит что-то в цифровой форме — делает 3D-модель или цифровую копию картины, это не столь интересный опыт. Новые возможности открываются при использовании имманентных свойств цифры: например, при работе с базами данных как с материалом, использовании генеративности, когда система производит бесконечные вариации, интерактивности, когда произведение существует только в моменте взаимодействия с участником. Лев Манович еще в начале этого века показал, что компьютер — это новая среда со своей логикой, своими эстетическими возможностями, требующая нового художественного языка.
Образование — ключ
Все эти теории и практики требуют образованности и даже технической грамотности. Чтобы понять современное искусство, нужно знать историю, философию, технологии, уметь читать культурные коды и распознавать отсылки. Многие не понимают концептуализм или партиципаторные практики просто потому, что им не хватает контекста, насмотренности и начитанности в этой области.
За пределами крупных культурных центров доступ к современному искусству остается ограниченным — не из-за отсутствия интереса или таланта, а из-за недостатка институциональной инфраструктуры. Когда художественная жизнь по преимуществу сосредоточена вокруг академической традиции, формируется естественное, но узкое представление об искусстве как о чем-то обязательно красивом, понятном и техничном. Это не вопрос провинциальности мышления, а вопрос культурной экосистемы: чтобы принять, что концептуальная работа или работа с данными могут быть не менее значимы, чем живопись, нужен регулярный контакт с разнообразием практик, доступ к дискуссиям, возможность увидеть работы вживую
Здесь неожиданную помощь могут оказать те же нейросети. Они дают удобный доступ к необходимым знаниям, помогают встроить незнакомое произведение в контекст. Можно попросить AI провести параллели между разными эпохами — показать, как авангардные эксперименты 1920-х перекликаются с современным цифровым искусством, или объяснить, почему художники обращаются к архивам и найденным материалам. Это позволяет увидеть искусство как диалог идей, а не набор изолированных фактов. Получается, нейросети могут быть инструментом, который делает современное искусство более доступным, помогает преодолеть культурную изоляцию, включиться в глобальный контекст. Но, конечно, это не заменяет чтение авторских публикаций.
Искусство как вопрос
Современное искусство не дает нам ощущение красоты и понятности, оно работает иначе — задает вопросы, создает ситуации для размышления, провоцирует на переосмысление привычного. Искусство требует активного участия, интеллектуального усилия, готовности к диалогу. И в этом его ценность: оно не развлекает, а развивает, не успокаивает, а пробуждает критическое мышление.
В целом, цифровизация не отменяет искусство и не делает его проще или сложнее — она открывает новые возможности для художественного высказывания, для переосмысления отношений между человеком, технологией и культурой. Но для этого нужна работа: со стороны художника, создающего значимые высказывания, и со стороны зрителя, готового учиться и думать. Именно в этом пространстве встречи и взаимодействия рождается современное искусство.
О. А. Шелюгина, к. иск., доцент кафедры культурологии и дизайна АлтГУ
Фото Дмитрия ГЕРАЙКИНА
