Сегодня в гостях у «ЗН» не совсем обычный преподаватель. За его плечами – многолетняя работа в Институте экономики и организации промышленного производства СО РАН, в краевой администрации и Законодательном Собрании Алтайского края, преподавание в нашем университете. Представляем – Александр Яковлевич Троцковский, главный научный сотрудник ИЭОПП СО РАН, профессор кафедры экономики и эконометрики АлтГУ.
– Александр Яковлевич, учитывая ваш опыт работы, хотелось бы услышать ваше мнение о ситуации в тех областях и сферах, где вам довелось трудиться.
– Я готов, но скажу вам сразу: мои умозаключения и выводы не зиждутся на каких-либо результатах научных исследований. Я не являюсь специалистом ни в области высшего образования, ни, тем более, науковедом. Мои знания, мой жизненный опыт не дают мне морального права на широкие обобщения и окончательные выводы. Скорее всего, это рефлексия на то, с чем я сталкивался и сталкиваюсь в повседневной жизни, попытка осмыслить происходящее и дать ему субъективную оценку. «Из своего окошка света не оглядишь». Народная мудрость и с ней нельзя не считаться.
– Хорошо. Мой первый вопрос о том, что заставило вас быть «многостаночником» – работать в НИИ, преподавать да еще заниматься руководящей работой. Желание побольше заработать?
Деньги – это важно, особенно сегодня в условиях быстро растущей инфляции. Но главное в другом: я всю жизнь исповедовал и старался сам придерживаться принципа, гласящего, что: качественно учить может только тот, кто имеет соответствующую практику. Скажем, если я читаю методологию научной работы, то у меня «в загашнике» должно быть ни одно исследование, ни одна монография. В русском языке есть два понятия – «теоретический» и «теоретичный». Первое известно и имеет в науке широкое применение, а вторым пользуются редко. Так вот, «теоретичный» – значит оторванный от жизни, не опирающийся на реальную практику. Чтобы этого избежать, необходимо «держать руку на пульсе жизни».
– А как вам удавалось все это совмещать?
Это на первый взгляд разнородные занятия, но они логично связаны между собой. В администрации края и Законодательном Собрании я выполнял по преимуществу аналитические функции, находясь тем самым в центре информационного поля. Осмысливая полученную информацию, но уже не с практической, а с научной точки зрения писал статьи, а во время отпуска – монографии, о том и о другом рассказывал студентам на лекциях по региональной экономике. Как видите, это звенья одной цепи. Когда ушел с административной работы, медленно, но верно стал превращаться в «кабинетного» ученого с присущей ему «книжной премудростью». Жизнь стала менее насыщенной и интересной, а жаль…
– Из всех своих занятий, как я понял, больше всего времени вы отдали науке. В 2024 году вы были награждены Почетной грамотой Российской академии наук «за многолетний плодотворный труд, большой вклад в развитие российской науки, высокий профессионализм, ответственное отношение к работе и в связи с 300-летием Российской академии наук». Наверное, такой высокой наградой вы удостоены единственный из Алтайского края?
– Не знаю, не думаю… В нашем крае в разных областях науки работают достойные ученые. О них, к слову, пишет и ваша газета. Другое дело, что трудятся они в вузовском секторе науки, а не в академической системе. Грамота же эта, как вы сами понимаете, носит ведомственный характер.
И все-таки, возвращаясь к грамоте Российской академии наук. Не могли бы вы поделиться, в чем именно состоит ваш «плодотворный труд», «большой вклад» и прочее?
– Давайте правильно расставим акценты. Что в этом документе самое существенное? На мой взгляд, это 300-летие Академии наук. Сколько не было попыток, в т. ч. в новое время, «умножать на ноль» Петровскую академию, все, к счастью, провалились, хотя, надо отметить возможности и авторитет Академии наук по сравнению с советским временем заметно снизились.
– Что же касается моей персоны, то я бы согласился с «многолетним трудом», поскольку связан с Институтом уже более 45 лет. Там окончил очную аспирантуру, защитился. Последовательно, не перепрыгивая, проходил все ступени научной карьеры, вплоть до занимаемой сегодня высшей научной должности. Стараюсь также в меру сил работать добросовестно, не поддаваясь конъюнктурным соображениям и соблазнам. Для общественных наук идеологическая функция – одна из важнейших. Но как только она начинает явно доминировать – объективность теряется и, соответственно, исчезает и наука. А вот об остальных, упомянутых в грамоте моментах, не мне судить.
– Александр Яковлевич, вы не скромничаете?
– Мой любимый писатель А. П. Чехов в своих записных книжках говорил о том, что «пустая бочка громче гремит». Наверное, Вы правы, намекая на неактуальность такого человеческого качества, как скромность. Но истина не подвержена разлагающему влиянию времени. Не верите – постучите по пустой и полной бочке, сравните… Мой чиновничий стаж насчитывает без малого 25 лет. За эти годы работал на разных должностях, в частности руководителем группы советников главы администрации края. Характер работы специфический: не говори лишнего, даже если много знаешь; не высовывайся и не заслоняй руководителя и т.д. Вспоминаю, как один из высших руководителей края предложил мне уволить одного из сотрудников по причине: «он появляется на телевидении чаще, чем я». Вот Вам наглядный пример значимости такой добродетели, как скромность.
– Ну и что, вы его уволили?
– А вы как думаете? Административная система жестко устроена: «зашел к руководителю со своим мнением, вышел с мнением руководства». Это вам не университетский дух свободной воли.
– Что, на ваш взгляд, самое сложное для специалиста, работающего в органах власти? Сохранить должность?
– Не без этого. Меня, к примеру, трижды увольняли, а затем, спустя определенное время, принимали обратно, квалификация срабатывала. Обратите внимание – не дипломы и звания, а умения и навыки. Что самое сложное? Отвечу так: в условиях системы, выстроенной по принципу «Куда солнце – туда и подсолнухи», сохранить индивидуальность и чувство собственного достоинства. Это дорогого стоит.
– Любопытно. Вы упомянули, что трижды за время чиновничьей службы вас увольняли. А за что?
– Дважды – по банальной причине. Проигрывали выборы. Руководитель группы советников уходит вместе с главой. Один случай увольнения стоит наособицу. Публично высказал свое мнение о последствиях приватизации, не совпадающее с официальным. После разговора с руководством написал заявление «по собственному желанию», благо за плечами всегда оставалась наука. Жизнь подтвердила мои опасения, но наглядный урок я получил: «лучше ошибиться с родной партией, чем быть правым одному».
– Завершая разговор про вашу работу в администрации и законодательном органах края, не могу не спросить, какие главные навыки и умения, как вы упоминали ранее, вы вынесли из многолетней работы в административных органах?
– Да я уже об этом говорил: не высовываться, раз; держать нос по ветру, два (смеется). Ну, а если серьезно, то в двух словах об этом не скажешь… Я очень многим обязан руководителям Алтайского края, которые, сами того не осознавая, были моими Учителями по жизни. Их кругозор, жизненный опыт, понимание противоречий жизни, в конце концов их отношение к работе, стремление удержать ситуацию в регионе под контролем в сложнейших условиях, когда командная система перестала работать, а новая рыночная еще не начала…
Можно рассказывать о каждом, но упомяну только Председателя алтайского крайисполкома Виктора Тимофеевича Мищенко (в советский период), к слову, отца наших преподавателей – Виталия Викторовича и Валерия Викторовича. Редко в ком за всю свою жизнь я видел такой сплав жизненного опыта и, по большому счету, мудрости. Осталось в памяти, как к нему неоднократно обращалась за советом академик Татьяна Ивановна Заславская, его прогнозы во многом совпадали с реалиями.
Виктор Тимофеевич в свое время наглядно объяснил мне различия в оценках ситуации руководителем, принимающем решение и его советниками: «Я нахожусь в колее, а ты – рядом с колеей!» (врезалось в память, цитирую дословно). Много лет я принимаю участие в работе диссертационного Совета нашего университета по защите кандидатских и докторских диссертаций по экономике. Согласно процедуре защиты, соискатель ученой степени обязан представить на обсуждение свои предложения, направленные на улучшение ситуации. Честно сказать, реализация этих предложений представляется мне сомнительным делом. Причин, как всегда, несколько, но не последнее место среди них занимает тот факт, что диссертант, как правило, находится, согласно урокам В.Т. Мищенко, рядом с «колеей». Добавлю от себя: хорошо, если хотя бы рядом…
Мне, тогда еще молодому человеку, нужно было хоть в какой-то мере соответствовать уровню этих людей. Доклады и аналитические записки должны были соответствовать реалиям, учитывать политическую ситуацию в стране и интересы влиятельных групп в крае, выводы максимально аргументированы, в определенной степени новы. Все эти навыки, включая и организационные моменты, о которых я не упомянул, в полной мере востребованы при работе в науке.
Еще один немаловажный момент. Писать и, главное, думать меня научила мой научный руководитель по кандидатской и докторской диссертациям академик Татьяна Ивановна Заславская. Ее заметки на полях моих виршей «непонятно, но занятно» предопределили мое щепетильное отношение к научному тексту на всю жизнь. В аспирантуре переписывал текст до семи раз. Татьяна Ивановна, как сейчас помню, говорила: «Саша, Вы никогда не сможете зарабатывать писаниной…». Писать быстро, по принципу «утром в газете, вечером в куплете», меня научила работа в краевых органах власти. Сейчас переписываю свои тексты в среднем три-четыре раза. Завидую белой завистью тем, кто сразу адекватно пишет начистовую, но таких людей крайне мало.
Резюмирую. Как еще в 17 веке писал французский философ М. Монтень: «Книжная премудрость – это украшение, но не фундамент». Работа в администрации и Законодательном Собрании Алтайского края как раз дала мне «фундамент» для жизни.
– Александр Яковлевич, а как вы пришли в Алтайский государственный университет?
– Его Величество Случай. Начну с того, что случайно оказался в Барнауле. Планировали с научным руководителем, что задержусь здесь на год, а получилось – на всю жизнь. Это – отдельная история, думаю, мало интересная читателям. В Алтайский госуниверситет попал по приглашению тогдашнего ректора Юрия Федоровича Кирюшина, предложившего мне занять вакантную должность заведующего кафедрой экономической теории. На мои возражения, что я не теоретик, а «ползучий эмпирик», он не среагировал. Для него, как я сейчас понимаю, важны были мои научные регалии.
– Не жалеете?
– Да что вы! Ведь волею случая я попал на идеальную кафедру. Не по формальным критериям, они меня мало волновали. Речь идет об особом психологическом климате на кафедре, доверительных человеческих отношениях, своеобразном союзе единомышленников. Моя задача как заведующего кафедрой, сводилась, по большому счету, к тому, чтобы сохранить кафедру в непростых условиях формирования «звериного индивидуализма» Френка Каупервуда (литературный герой трилогии Т. Драйзера «Финансист», «Титан» и «Стоик» – прим. ред), не допустить ее превращения в раздевалку для преподавателей.
– Удалось?
– До поры, до времени…
– У меня есть несколько вопросов, касающихся результатов работы Высшей школы. В средствах массовой информации сегодня широко обсуждается проблема снижения качества выпускников вузов. Известный российский ученый, заместитель ректора по научной работе Высшей школы экономики (г. Москва) д.э.н. В. Радаев определяет это как кризис преподавания. Студенты на лекциях, как он утверждает, не могут сосредоточиться более чем на 25 минут, не умеют и не хотят работать со сложным текстом, извлекать из него смысл и т.д.
– Да, Вадим Валерьевич постоянно публично высказывается по этому поводу. Правда, во всем этом я усматриваю не столько кризис преподавания, сколько кризис всей системы образования, которая, на мой взгляд, перестала выполнять имманентно присущие ей основные функции. Это для нее критично. «Если школа становится поперек жизни, – писал один из основоположников российской педагогики Константин Дмитриевич Ушинский, – то жизнь опрокидывает деятельность этой школы».
– А почему вы говорите не о кризисе высшей школы, а всей системы образования?
– Потому что рассматривать проблемы вуза в отрыве от проблем всей системы образования, на мой взгляд, непродуктивно. К примеру, те качества студентов, о которых мы только что говорили, лишь проявляются в вузах, а закладываются-то они в детском саду, а может быть, и раньше. Аналогично, проблемы образования как одной из подсистем общества нельзя понять, не вникая в проблемы общественного развития.
– В чем же конкретно вы видите ключевые проблемы системы образования, его, как вы утверждаете, несоответствия времени?
– Будем руководствоваться упомянутой выше методологией. Начнем не с образования, а с общества. Перечитайте внимательно научную литературу 90-х годов, содержащую оценку переживаемого этапа общественного развития. По преимуществу все разговоры – о постиндустриальном обществе, в котором места массовым рабочим профессиям, характерным для индустриального общества, как бы нет. Свернули либо ослабили сеть техникумов и профессионально-технических училищ, выполнявших важнейшие не только экономические, но и социальные функции. Одновременно в результате системного кризиса произошло заметное сокращение рабочих мест. В этих условиях с необходимостью начала разворачиваться «массовизация» Высшей школы, со всеми ее негативными последствиями. В ее стенах нередко оказывались студенты, не способные по своему КИ (коэффициенту интеллекта), да и по уровню общей культуры освоить программу вуза. Селекцию подвергли забвению, а без нее любой изначально здоровый социальный организм, как показывает практика, подвержен депрессии и упадку… Жизнь преподала нам хороший урок, показав к чему приводит забегание вперед, стремление «громко в картонные трубы трубя» (Б. Окуджава) выдавать желаемое за действительное. Сейчас пытаемся выправить ситуацию, приводить структуру подготовки работников разного уровня в соответствии с требованиями времени, исправить допущенные перекосы, поднять престиж рабочих профессий. Вот как бы при этом не «наступить на те же грабли»?
– Где же коренятся глубинные причины рассматриваемой вами ситуации?
– Вы снова, простите, провоцируете меня и заставляете делать широкие обобщения. Но уроки своего Учителя я не забуду до конца своих дней. «Хороший ученый, – говорила она мне, – знает, чего он может, а чего нет». Знали бы вы, как многого я не могу. Убежден в том, что только коллективный научный разум обществоведов, где не последнее место займут историки, может объяснить феномен незавершенности (не сказать бы сильнее) всех без исключения сегодняшних реформ, в т.ч. реформы Высшей школы.
– Наверняка у вас есть мнение о причинах, скажем так, противоречий и нестыковок в развитии высшего образования.
– На мой субъективный взгляд, исходя из многих причин, не последнее место в которых занимала потребность «украсить витрину», мы, без особых на то оснований, захотели, чтобы «у нас» было как «у них». Заглянули в этих целях «за забор», но голову при этом «не включили». Не обратили (или не захотели?) внимания на многие мелочи, в частности, существенно разное финансирование сфер образования и науки в разных странах. А эти «мелочи», образно выражаясь, в совокупности образовали мастодонта. Вы знаете, что обозначает слово «мастодонт»? Это – слон в посудной лавке. Одним словом, прощайтесь с посудой.
Тема горячая и высказываются по ней различные, иногда противоположные точки зрения. Года два назад попались мне на глаза материалы «круглого стола» по обсуждаемой теме. Выступали ученые различного статуса – от рядовых доцентов до ректоров вузов. Прослеживалась закономерность: чем выше статус докладчика, тем более оптимистичны его оценки состояния российской системы образования. Вполне допускаю, что руководители вузов в силу своего положения знают больше и видят дальше, чем рядовые сотрудники. А может быть статус обязывает? Не знаю, не буду ничего утверждать.
– А что по этому поводу говорят люди, не включенные в этот процесс? Взгляд, так сказать, со стороны.
– Необычная постановка вопроса. Как правило, мы стараемся для экспертной оценки привлекать профессионалов. Мне нравится образное сравнение, сделанное известным российским сатириком Михаилом Задорновым «Реформа образования в России по западному шаблону – это перетянутый проволокой шланг с живой водой». Будь моя воля, я бы ратовал за изучение трудов отечественных сатириков на обществоведческих кафедрах в вузах. Серьезные сатирики, показывая «болевые точки» общества, подводят к главному – пониманию противоречий как движущей силы общественного развития. «Обществоведы должны быть возмутителями общественного спокойствия». Подзабыты, к сожалению, уроки крупного государственного деятеля Советского Союза Юрия Владимировича Андропова.
– Александр Яковлевич, какой вам видится ситуация в вузовской педагогической среде? Какие проблемные точки вы здесь усматриваете?
– Мне представляется, что эту ситуацию предопределяют две доминирующие тенденции. Одна из них – падение престижа умственного труда. Конечно, она касается далеко не только вузовских преподавателей, а в целом всех профессий, в основе которых лежит интеллектуальный труд (естественно, всегда найдутся исключения). Тенденция эта сформировалась не вчера и даже не десять лет назад. Ее истоки, по-видимому, надо искать в начале 60-х годов прошлого века, когда впервые труд рабочего стал оплачиваться выше труда инженера – одной из самых массовых профессий умственного труда.
Что же касается такой категории работников как преподаватели Высшей школы, то оплата их труда в советское время была достаточно высокой. Доцент, кандидат наук, к примеру, мог целый месяц своего отпуска провести вместе с семьей на юге. Сейчас это трудно себе представить… Тема острая, я бы сказал, больная, и мне не хотелось бы углубляться…
Вторая тенденция касается непосредственно вузовских преподавателей. Суть ее, выражаясь научным языком, состоит в «выравнивании вниз». В ее основе – смешение и нивелировка компетенций (прав и обязанностей), характерных для каждой из категорий профессорско-преподавательского состава. Нередко на кафедре работают несколько профессоров и нет ни одного ассистента. В результате функциональные обязанности последних с необходимостью выполняют доценты и даже профессора, времени же на качественное выполнение собственных функций просто не остается. Вы часто встречали профессора, читающего оригинальные лекции по собственным курсам, как например, в МИЭМИС профессор Виктор Иванович Беляев? Когда-то это было если не правилом, то распространенной практикой.
Наложение упомянутых мной тенденций, их взаимное усиление привело со временем к очевидной девальвации преподавательского труда. Ухудшение условий труда и, что немаловажно, быта коснулось, естественно, всех категорий ППС, повлекло за собой их суженное (не столько в количественном, сколько в качественном отношении) воспроизводство. Это и есть «движение вниз». В наибольшей мере, по моим субъективным наблюдениям, девальвация коснулась элиты ППС – профессоров. Да простят меня мои коллеги за недипломатичность и резкость суждений. Был бы, что называется, рад ошибаться.
– Возвращаясь к проблемам качества студентов. Возникают ли в связи с этим у вас, как у преподавателя, определенные трудности?
– Конечно, приходится искать неординарные решения, чтобы «достучаться» до конкретного студента, постоянно идти на компромисс с собой. Думаю, что я не одинок в этой ситуации. Хорошо бы, к слову, это дело обсудить. Чем не тема для вашей газеты? Архиважно и архиактуально.
С более широких позиций: я отношусь к снижению уровня подготовки выпускников вузов, как бы это правильней выразиться, «спокойно». Принимаю это как данность, с которой нельзя не считаться. Хочу, чтобы Вы меня правильно поняли, скажу о главном. Реалии нашей сегодняшней действительности таковы, что рабочие места, занимаемые будущими офисными работниками (снова-таки, не буду распространять свои умозаключения на всех специалистов) зачастую предполагают рутинную работу, без творчества, без поиска, не требующую больших знаний и культуры. Обычный исполнительский труд, осуществляемый, правда, с помощью компьютера, информационных технологий. Я это к тому, что не самые лучшие выпускники вузов (они, понятное дело, разные) будут пока востребованы и обеспечены, простите, «куском хлеба».
Беспокоит другое. А если и в самом деле, ситуация в экономике начнет быстро меняться, не на словах и в декларациях, а на деле? Смена оборудования и технологий, если мне не изменяет память, происходит в нашей экономике в среднем каждые 30-40 лет (в СССР – каждые 20 лет). В Японии, к примеру, –каждые 8 лет. В силу этого японцы, насколько я знаю, учатся каждую субботу и «без дураков». Не прошел обучение – не будешь допущен к работе. Где, как ни на периферии жизни, окажутся нерадивые студенты. Но, судя по сегодняшней учебной активности, их это пока не волнует. А зря…
Есть, конечно, и другие настораживающие моменты. Скажем, если относительно низкий уровень образования (не надо путать с оценками!) выпускников вузов станет повсеместным массовым явлением, из кого будем формировать элиту – культурную, инженерную, педагогическую, медицинскую, научную, управленческую, в конце концов. Серьезный вопрос, предопределяющий перспективы развития как страны, так, естественно, и нашего края.
– Мы с вами не имеем права обойти стороной проблемы вузовской науки. К этому нас обязывает и название нашей газеты.
– Разрешите, я уточню. Не бывает науки вузовской, академической, алтайской и пр. Это, как сказали бы, наверное, филологи, просторечие. А что реально есть? Заметно разные условия для работы ученых. Не тайна, что лучшие условия созданы в Академии наук. Если преподаватель Высшей школы в силу всем понятной необходимости создает видимость научной деятельности – это одна ситуация. Есть и другие преподаватели, которые в непростых и достаточно стесненных условиях выдают достойный научный продукт. Я не просто поражаюсь этим людям, но и глубоко их уважаю.
– А почему, на ваш взгляд, попытка «перенести науку» в Высшую школу оказалась, скажем так, не совсем удачной?
– Обратимся к мировому опыту организации науки в вузах. Во Франции, к примеру, есть две основные категории преподавателей. Это те, кто обеспечивает учебный процесс, постоянно совершенствует лекции, пишет методички и т. д. Есть и другая категория, так называемые «преподаватели-исследователи». Их рабочее время и, соответственно, оплата труда, делится на две части: обеспечение учебного процесса и исследовательский труд.
Мне представляется, что по пути разделения педагогического и научного труда будет двигаться и российская Высшая школа. По крайней мере, уже сегодня можно наблюдать подобные спонтанно происходящие процессы в ряде вузов. Не исключение и наш университет. В условиях повышения требований к качеству научных публикаций это, на мой взгляд, неизбежно.
– Вы много лет занимаетесь фундаментальными и прикладными исследованиями социально-экономического развития нашего края. Как бы вы оценили востребованность полученных вами результатов?
– Как говорят студенты, вопрос «на засыпку». Однозначно на него не ответишь. Дело в том, что получить «готового потребителя» вашей научной продукции в лице руководителя организации – это большая удача. Опыт показывает, что его надо формировать «под себя» достаточно долгое время. Для этого необходимо работать с руководителем в тесном контакте, образно говоря, «в одной упряжке». Только тогда и появляется возможность дать нужный текст, в нужное время, в нужном объеме и т.д. Как меня учили? «Нужно знать на кого ты шьешь костюм».
– А востребованность ваших трудов в студенческой и научной средах?
– Здесь немного проще. Хотя за более чем сорок лет работы в науке я могу вспомнить единичные примеры высокой востребованности результатов своего труда. К примеру, лет 20 назад ко мне обратились сотрудники краевой библиотеки им. А.Я. Шишкова с просьбой передать им еще один экземпляр выпущенной нами коллективной монографии. Показали при этом ранее переданный нами экземпляр, зачитанный студентами, что называется, «до дыр». Помню этот момент до сих пор.
Что же касается научной среды, то здесь научный авторитет ученого измеряет библиометрия, индекс Хирша. Хотя, как и любой другой показатель, он «рукотворный» и объективную картину востребованности крупных результатов отражает лишь до определенных пределов…
Да, вот совсем свежий пример. Мы месяца три назад опубликовали статью в журнале «Вопросы статистики» (г. Москва). Это очень уважаемый старейший экономический журнал России, ему более 100 лет.
Статья «шла» с трудом. Переписка с редакцией велась несколько месяцев – уточняли, сокращали, переписывали текст. Я уже думал, что это никогда не кончится… Наконец-то она была опубликована и стала, по словам главного редактора журнала, рекордсменом 2024 года по просмотрам на сайте журнала. Ее просмотрели свыше 1700 человек! Повторюсь, это редкие случаи, но они, тем не менее, показывают, что твои научные труды не всегда написаны для «грызущей критики мышей».
– Александр Яковлевич, смогли бы вы прокомментировать ситуацию со студенческой наукой.
– На мой взгляд, в этом вопросе надо сразу расставить точки над «и». Необходимо отличать научно-исследовательскую работу студентов в рамках учебной программы (НИРС) и научную работу как таковую (НИР). Грань между ними провести непросто, но она существует: это черта между учебным (дилетантским, любительским) и профессиональным подходами к науке. Обратите внимание, я ничего обидного не вкладываю в понятие «дилетант», в переводе «любитель».
Что касается НИР студентов. Меня не покидает субъективное ощущение, что в силу известных причин, интерес студентов к науке как таковой падает. Я бы выделил здесь две ключевые причины. В зарубежных вузах магистранты играют заметную роль в продвижении науки. У нас, в силу многих причин, ситуация другая. Буквально на днях прочитал: «Раньше студенты учились и немного подрабатывали, а сейчас работают и немного подучиваются». Вторая причина заключается в том, что требования к студентам со стороны науки и учебы различны. Если для отличной учебы нужен «хорошо наполненный мозг», то для науки еще и «хорошо организованный» (перефразируя сентенцию М. Монтеня). А это большая редкость.
Здесь важно другое: были, есть и будут студенты с «привитым вкусом и любовью к науке». Да, их совсем немного, но я считаю это нормальным. Студенты, увлеченные наукой и посвящающие ей даже часть своего свободного времени, – «штучный товар». Пожелаю всем моим молодым коллегам за время учебы в университете решить крайне амбициозную задачу – выйти на дорогу, ведущую к Храму Науки!
– Что, интересно, вы рассказываете студентам про науку?
– Много чего… Что работа в науке – не приятная прогулка по лесу, а «карабканье по ее каменистым тропам» (Карл Маркс). Что серьезное отношение к науке подразумевает тяжелый ежедневный труд. «О солнце я пишу, а солнца я не вижу…» (Михаил Ломоносов). Пытаюсь развеять бытующие типичные представления о науке как о скучном занятии. «Наука – баба веселая и паучьей серьезности не терпит» (российский биолог и генетик Николай Тимофеев-Ресовский). О том, что надо ценить науку даже в том случае, когда она далеко не самый доходный вид деятельности и вообще не бизнес и т.д. Приходите на занятия, обещаю, скучно не будет.
Александр Яковлевич, наш разговор подходит к концу. Что бы вы с высоты прожитых лет и накопленного опыта посоветовали нашим студентам.
Приведу вам лучше цитату французского писателя Ф. Ларошфуко – «Старики потому так любят давать хорошие советы, что уже не способны подавать дурные примеры». (Вы, наверное, обратили внимание, что я неравнодушен к французским моралистам. У них я получаю уроки житейской мудрости). Поэтому, как говорят, промолчу для ясности…
– Вы бы не могли сказать несколько слов о сотрудничестве вашего Института с Алтайским госуниверситетом?
– Боюсь, что при всем моем желании в несколько слов уложиться не удастся, уж слишком большая история у этого сотрудничества. Его начало было положено принятием в 2004 г. Договора «О стратегическом сотрудничестве между Алтайским госуниверситетом и Институтом экономики и организации промышленного производства СО РАН», затем в 2009 г. приказом ректора университета Ю.Ф. Кирюшина создан «Центр исследований региональной политики», в работе которого активно участвуют сотрудники Института. В результате договоренности в 2012 г. была создана базовая кафедра «Экономической и социальной политики» АлтГУ при Институте экономики и организации промышленного производства СО РАН.
Все эти документы послужили правовым основанием формирования многосторонней системы партнерских отношений Алтайского госуниверситета и академического Института. Не последнее место занимало сотрудничество в области подготовки специалистов, принимавшее самые различные формы – от участия научных сотрудников в педагогической работе, проведении практик до руководства выпускными квалификационными работами бакалавров и магистров. Ну и, конечно, это совместная научно-исследовательская деятельность: от выполнения грантов (РГНФ, РФФИ, иностранных) до выполнения научно-исследовательских работ для краевых государственных нужд.
По результатам совместных исследований выпущено в свет порядка 10 монографий. В начале следующего года в Институте экономики планируется выпуск объемной (более 38 п. л.) совместной монографии «Механизмы и результаты включенности Алтайского края в пространственную интеграцию». К участию в монографии привлечены 13 преподавателей МИЭМИС Алтайского госуниверситета. Результаты нашего многолетнего творческого союза нашли отражение на недавно оформленном книжном стенде в МИЭМИС. Пользуясь случаем, хочу поблагодарить за содействие в этом вопросе директора МИЭМИС, проф. Евгения Евгеньевича Швакова.
Вместе с тем, уподоблять совместную деятельность двух разноведомственных учреждений, решающих во многом особенные задачи, быстро и постоянно набирающему скорость поезду, было бы неправильно. В разные периоды теснота связей Алтайского государственного университета и Института экономики была различной, во многом обусловленной государственной поддержкой интеграции высшего образования и фундаментальной науки. Это отдельная тема для разговора.
– И последнее. А что бы вы посоветовали нашей газете?
– Ваша ситуация, на мой взгляд, весьма непростая. У газеты две основные и качественно различные группы потребителей – студенты и преподаватели. Традиционно газета была «заточена» на интересы студентов. Вместе с тем со временем все больше места в газете стали занимать преподаватели и это, на мой взгляд, правильный, взвешенный подход. В целом, включая, естественно, содержание, оформление, качество фотографий и даже далеко не газетное качество бумаги, просматривается позитивная динамика, рост профессионализма.
Центральный вопрос – в каком направлении совершенствовать газету далее? Выскажу свое субъективное мнение. Медаль, как известно, имеет две стороны – лицевую и оборотную. Ее описание предполагает в обязательном порядке демонстрацию обеих сторон, даже если оборотная сторона не такая красивая, как лицевая. Жизнь устроена на порядок сложнее. Конечно, если сильно упростить, то там можно также выделить две стороны – черную и белую. В реальности же жизнь многогранна: праздники сменяются буднями, встречи – расставаниями, взлеты соседствуют с провалами, подлость – с благородством, надежды оборачиваются разочарованиями и наоборот. Как донести это многообразие жизни до студентов, как раскрыть ее диалектику, тем более в университетской газете? Да и возможно ли это, пусть и в малой степени? У меня нет ответов на эти вопросы, но я уверен, что это – высший пилотаж для журналистов.
Благодарю за интервью.
