Фото Марии Дубовской
Личный вклад в развитие и сохранение отечественной культуры высоко оценивается в среде профессиональных художников. За такой вклад и наградили доцента кафедры искусств, к.и.н. члена Союза художников России Веру Игоревну Бочковскую. Теперь Вера Игоревна – почетный член Российской академии художеств!
Российская академия художеств (РАХ) – преемница Императорской академии художеств, обеспечившей великие достижения русскому искусству XVIII–XX веков и создавшей свою художественную школу, которая дала образование классикам отечественного искусства.
На сегодня РАХ – крупнейший центр художественной культуры, где воплощаются общенациональные интересы в сфере развития художественной культуры и эстетического воспитания. Быть членом этого общества – честь для каждого российского художника. В президиум Российской академии художеств входят такие известнейшие люди, как Зураб Церетели, Александр Шилов, Борис Мессерер, Павел Никонов… То есть те, чьи работы были ориентирами в искусстве в студенческие годы Веры Игоревны. Потому присуждение звания «Почетный член РАХ» было вдвойне приятно и волнительно.
– В РАХ – особая академическая атмосфера. Старинное здание, старые стены, седовласые академики, имя каждого из которых целая эпоха, – рассказывает Вера Игоревна. – Побывать там – честь для меня.
Дара нет?
Мой творческий путь начался с Барнаульской художественной школы № 1, попала я туда уже в седьмом классе. Дети 70–80-х годов были очень самостоятельны – были «детьми с ключом на шее».
Никто не водил нас, как современных детей, в тысячу кружков сразу, поэтому, став чуть взрослее, – я поехала и поступила в художку. Сама. Сколько себя помню, всегда рисовала. Но в глубине души считала: «Рисование – сверхспособность. И она не про меня!» Думала, это дар, которого у меня нет. Но поступить в художественную школу все-таки осмелилась. Хотелось быть ближе к тем самым сверхлюдям. К тому времени нужно было уже определяться с профессией. Душа лежала только к творчеству.
Не успев окончить ДШИ, поступила в Новоалтайское художественное училище – тогда это было очень престижно. Запах краски, свежие холсты так вдохновляли стать настоящим живописцем… Конкурс был огромный: со всего Союза приезжали к нам, поскольку именно в Новоалтайское училище брали ребят-десятиклассников. А большинство художественных училищ страны набирало только восьмиклассников. Поэтому в одной группе учились мы, пятнадцатилетние, и практически состоявшиеся мастера. От них мы узнавали много новой информации про писателей, режиссеров и художников, которые не вписывались в рамки соцреализма.
Во времена перестройки отделение «художник-оформитель» было напрямую связано с идеологией. Выпускники украшали демонстрации, писали лозунги, оформляли красные уголки, занимались наглядной агитацией. Но практически сразу после моего окончания училища СССР распался. Мое умение клеить портреты членов политбюро оказалось совсем невостребованным.
Неправильная живопись
После выпуска первые годы я писала много картин и принимала участие в молодежных выставках. Тогда на сломе эпох, в 90-е, в Барнауле в большом количестве появились художники-авангардисты. И я стала работать в этом направлении, но работы мои мне же не нравились. Казалось, недостаточно знаний, для того чтобы выразить то, что хочу. Случился творческий спад – и я перестала писать…
Вернулась к живописи лишь в 40 лет. Не могу объяснить, что произошло, но помню, как сейчас: достала одну из своих старых работ, натянула новый холст и полностью переписала уже с учетом новых знаний и опыта. Исполнила ее технически так, как хотелось тогда, в начале творческого пути. Потом была вторая картина, третья, четвертая… И я опять стала заниматься творчеством, но уже с новым содержанием, с новой техникой, которая появилась как будто ниоткуда.
Помню, мне предложили устроить персональную выставку в АГИК, где я работала тогда. Грузим картины в машину, спрашиваю мужа: «Может, не поедем? Выставить свои картины – это же как душу обнажить. Я не готова». Но нет, поехали. Именно после той выставки я поняла: мое искусство находит понимание у зрителей. Чем плохо быть художником? Пока собирается персональная выставка, художник находится в неведении, совсем не понимает, какой отклик получит. Критику или похвалу? Он как бы варится в собственном соку. А открытие персональной выставки словно прыжок в бездну. От этого многие художники подвержены депрессиям. Но у меня есть преподавательская деятельность!
А преподаватели постоянно заряжаются энергетикой студентов. Они приходят с горящими глазами, фонтанируют идеями. Это вдохновляет. Мне не до депрессии. Хотя свои картины я пишу месяцами – этого требует техника нанесения изображения, почти татуажная.
Вовремя похвалить
Писать я стала уже в более взрослом возрасте, поэтому теперь, когда картина не получается, я просто возвращаюсь к ней чуть позже. Раньше была очень эмоциональной, но преподавательская деятельность сделала свое дело – период эмоциональности прошел. Поскольку я сама прошла через него, то хорошо понимаю своих студентов. У большинства из них, особенно на первом курсе, любимая фраза: «Я бездарь, ничего не получается».
Побороть такой настрой помогает время и растущее мастерство. И, конечно, похвала – ведь очень важно еще вначале увидеть ростки таланта, вовремя похвалить и поддержать. Считаю, что в этом и заключается моя основная миссия как учителя. Еще очень мотивируют студентов наши ежегодные выставки в галерее Universum.
Эта выставочная площадка – одна из лучших в нашем городе. На выставке студенты смотрят на свои работы под другим углом, видят и работы своих одногруппников, ребят с других направлений. Так происходит творческий рост. У нас и экзамены проводятся в виде просмотров: развешиваем картины в нашем учебном пространстве и смотрим, сравниваем, оцениваем. В творческих специальностях это лучше, чем устные ответы: устный ответ слышит только преподаватель. А картины видят все, и подсознательно возникает желание стремиться к лучшему.
Искусство и море
Художники – люди необычные, в чем-то даже странные. Вдохновение приходит к нам в самые неожиданные моменты. Меня вдохновляет многое – ажурные листья, цветы, облака, иногда какая-то мелодия… Люблю наблюдать за природой, за ее состоянием. Так, например, появилась картина «Петунья»: я заглянула в глубину цветка и увидела там очертания принцессы Алтая! Говорю мужу: «Пойдем сорвем цветок на клумбе?» Поддержал, хотя это было в самом центре города.
Искусство требует жертв! Образ принцессы Алтая в картине появился неслучайно: до моей работы в АлтГУ я преподавала в АГИК, причем не рисунок и живопись, а… славянскую мифологию. Это впоследствии дало жизнь многим образам в моих работах. У меня особая техника: я создаю фон при помощи масляной краски, разбавленной скипидаром, а уже поверх накладываю основное изображение. Еще одна моя картина появилась благодаря памяти о моей бабушке. У нее было платье по моде 60-х с птичками, рисунками какими-то. Использовать я его не могла – слишком материал был ветхий, но на холст основные фрагменты рисунка перенесла. А поверх нарисовала красные деревья. Благодаря эффекту наложения появилась двухслойная картина, которая мне очень дорога как напоминание о детстве.
Когда-то прочла, что хорошее произведение искусства должно быть как море: тот, кто не очень сведущ, будет плавать у берега, кто плавает лучше – зайдет вглубь. Так и в творчестве – каждый найдет свои смыслы. Всегда говорю своим студентам: если работа остается в памяти после посещения выставки, то это действительно хорошая работа – она живет дальше в наших душах. Как говорила мой учитель Тамара Михайловна Степанская: «Искусство должно отвечать на три вопроса: что, какими средствами и для чего». И в каждой работе вы, в идеале, должны находить для себя ответы на эти вопросы.
Для меня живопись – способ зафиксировать ощущение счастья, пронести его через время. Но не забыть того состояния, что испытывал в начале создания картины, крайне трудно. То самое ощущение счастья со временем теряется. Но ведь находит отражение в картинах, поэтому с каждым разом возрождается, становится все ярче и ярче.
Творческое лицо
Мы живем в эпоху постмодернизма. Современная эпоха уже не культивирует строгих заповедей для художников, являя искусство принципиально иной формации. Да, есть какие-то базовые вещи во время обучения рисунку и живописи, но если студент захочет попробовать сделать работу по-своему, я дам ему такую возможность.
Обучение проходит, в том числе, и на своих ошибках. Я не давлю на ребят своим авторитетом. Многие руководители творческих школ исповедуют принцип «Делай как я!». А подражать, по-моему, категорически нельзя. Ведь главное для любого творческого человека – выработать творческий стиль. Я смотрю на человека – больше такого лица ни у кого нет – каждое по-своему уникально. И художник должен думать так же, создавать так же. Не повторяясь. Иметь свое творческое лицо.
Поэтому я горжусь тем, что мои ученики не боятся экспериментировать и идут настоящим творческим путем.
Полина ШЕВЧУКОВА
